[Kagyhana-sama]

Название: Беглецы
Автор: Ёкай
Бета: Memfis.
Пейринги: Канда|Миранда, намеком Мари/Миранда
Персонажи: Канда Юу, Миранда Лотто, Нойз Мари, НЖП и НМП
Рейтинг: R
Жанр: angst, romance, hurt|comfort
Статус: Закончен
Размер: Миди
Дисклаймер: Не корысти ради, а токмо волею торкнувшей мя музы.(с)
Размещение: Нельзя
Предупреждения:
1. Некоторые факты из манги игнорированы в угоду сюжета.
2. Возраст героев на три года старше, чем в манге.

«Leges bello siluere coactae»
Война вынуждает законы молчать.

Глава 1
Миранда посмотрела на часы: было уже без четверти полночь. Она загнула уголок страницы у книги, которую читала, отложила на прикроватную тумбу, а затем выключила ночник. Немного помассировав уставшие глаза, она спустила ноги с кровати и, нащупав босыми ступнями домашние тапочки, подошла к окну. Ставни были распахнуты настежь, тюлевые занавески чуть шевелились от легкого бриза.
Летняя ночь была ясной и свежей. На прозрачном темно-синем небе - тонкое полукружье месяца и дымчатые облака. Внизу, под пологим пригорком, на котором стоял дом с мезонином, простиралась линия побережья, влажно блестевшая там, где песка касался пенный прибой, и шумело море с витым мостиком на мерцающей глади.
Миранда некоторое время стояла без движения, облокотившись о подоконник и с наслаждением вдыхая прохладный воздух, несущий смешанные запахи пряных растений из сада, разбитого возле дома, а потом отошла к комоду. Заколов цветными шпильками отросшие до пояса волосы, – результат нечаянно опрокинутого на себя зелья Комуи - опустилась обратно на кровать.
Часовая стрелка замерла на цифре двенадцать, секундная мерно отсчитывала последнюю минуту.
Лежа с закрытыми глазами, Миранда не пыталась прислушиваться ко всяким звукам, как делала первое время, а расслабленно внимала отдаленному плеску волн.
Он никогда не опаздывал
Вскоре она почувствовала, как прогнулась под весом другого человека перина, ощутила мимолетное прикосновение пальцев к своей щиколотке. Затем чужие руки беспрепятственно скользнули вверх по ноге, взялись за подол ночной рубашки и вздернули ее до ключиц.
Миранда открыла глаза и посмотрела на Канду, который навис над ней, продавливая коленями мягкое одеяло. Его распущенные волосы ложились на ее грудь и плечи, а грубая ткань тренировочных брюк слегка царапала ее нежную кожу на внутренней стороне раздвинутых бедер.
Привычным движением Канда свел руки Миранды над ее головой и сжал оба запястья – сильно, но не больно. Освободился от штанов, развязав длинный пояс, и подался вниз, чтобы Миранда могла положить ноги ему на плечи.
Они проделали это в абсолютном молчании, не прибегая к ласкам и не обменявшись взглядами. Действия Канды были четкими, последовательными, бесчувственными. Он никогда не позволял себе ни поцелуев, ни объятий, ни лишних прикосновений, оставаясь сдержанным даже в такие минуты. Казалось, чем ближе они были телесно, тем больше он леденел изнутри, словно пытаясь защититься. Как будто его душа покидала тело, оставляя пустую оболочку с остекленевшими глазами.
Миранда сильно сомневалась в том, что такой бесстрастный секс действительно доставлял ему удовольствие. Сама она не чувствовала ничего, кроме боли в затекших лодыжках, впивавшихся в кожу острых пальцев и тепла от лихорадочного быстрого дыхания возле мочки уха - уже под конец, когда самоконтроль Канды все-таки давал трещину.
Впрочем, отсутствие физического наслаждения с лихвой компенсировалось самим фактом сношения с Кандой. Порой в полумраке комнаты Миранде удавалось различить очертания его худощавого крепкого тела, выхваченную лунным светом меловую белизну кожи, крепко зажмуренные глаза и проступивший на щеках багрянец. И тогда Миранда чувствовала какую-то двоякую, тесно переплетенную со стыдом радость от того, что это происходит именно с ней. Что Канда вот уже с месяц каждую ночь в установленное время пробирается в ее комнату и проделывает то, в чем такой человек, как он, казалось, вообще не должен испытывать потребность. Но он испытывал, и Миранде этот факт представлялся невероятным. Особенно при свете дня, когда Канда относился к ней с полнейшим равнодушием и пренебрежением. А если им случалось столкнуться в пустом коридоре, то он, не сбавляя шаг и не оборачиваясь, проходил мимо.
Миранда помнила тихую фразу, брошенную Кандой в самый первый раз: «Расскажешь кому – убью». Поэтому она не осмеливалась задать все те логичные и уместные, на ее взгляд, вопросы, которые вертелись на языке. В особенности: почему он выбрал именно ее?
Самый правдоподобный ответ Миранда видела лишь в одном: она единственная знакомая ему совершеннолетняя женщина-экзорцист*. Смелую мысль, что Канда просто-напросто посчитал ее достаточно привлекательной для себя, Миранда отмела сразу.
Наконец Канда сделал последний толчок и, хватая ртом воздух, сполз на Миранду. Отяжелевший и обессиленный, распространявший сумасшедший жар, он широко раскинул руки и уткнулся мокрым от пота лицом в разметавшиеся по подушке волосы.
Миранда чувствовала, как сильно бьется его сердце, как тщетно он пытается выровнять учащенное дыхание. Казалось, если сейчас нападет акума, Канда не сможет заставить себя и пошевелиться. Даже во сне он не бывал так расслаблен и беззащитен.
В такие моменты Миранде особенно сильно хотелось дотронуться до Канды, бездумно провести ладонью по покрытой испариной спине, вычертить похожие на арабские письмена линии на ложбинке между лопатками. Запустить пальцы в разметавшиеся волосы – влажные, спутанные и пахнущие чем-то горьковато-резким, вроде полыни. Сделать хоть что-то, что было не дозволено другим людям в его отношении.
Но такие минуты слабости всегда проходили быстро.
Канда с усилием отстранился, оделся, подвязал волосы, прикрепил к поясу ножны с Мугеном (причина, по которой он каждый раз брал с собой катану, для Миранды оставалась загадкой) и вышел, не взглянув на нее и не сказав ни слова.
Как всегда.
Миранда засунула руку под подушку, достала несколько салфеток и принялась, морщась, приводить себя в порядок. Затем она перестелила кровать, и, скомкав испачканный пододеяльник, на цыпочках прокралась в уборную. Там она потихоньку помылась, наскоро прополоскала белье и развесила его на сушилке.
Вернувшись в спальню, Миранда нырнула под льняное одеяло и замерла, невольно прокручивая в голове произошедшие события. Она уже привыкла к безразличию Канды, так что если в ее душе и была какая-то обида, то она была слабо ощутимой. Миранда считала, что осуждать может только саму себя, потому что никогда не противилась этим встречам.
Миранда всегда думала о себе, как о добропорядочной и воспитанной женщине. В свое время она получила классическое образование, неплохо разбиралась в еде, музыке и литературе, отдавая предпочтение французским романистам, была интересным собеседником и старалась неукоснительно следовать правилам приличия. Даже мечтала Миранда о том, о чем положено мечтать порядочной немецкой женщине, а именно о крепком браке с достойным человеком, двух послушных детях, мальчике и девочке, и добротном фахверковом доме в Эрфурте, где они прожили бы спокойную жизнь, полную незатейливых радостей.
С недавних пор эти образы проступали перед внутренним взором гораздо чаще, ярче и детальнее. То, что прежде не имело четкого образа, приняло конкретные очертания. Миранда чувствовала тихую радость, когда представляла, как каждое утро приходила бы на базарную площадь торговать цветами и травами, которые вырастила в палисаднике, как вместе с семьей посещала бы воскресные мессы в соборе Святого Северия, как ее муж, забрав в хвост длинные волосы, строгал бы доски для детских качелей… Она старалась не шевелиться, чтобы не развеять эти хрупкие мечтания.
Именно поэтому Миранда не пыталась противиться свиданиям с Кандой, хоть и прекрасно осознавала, что немое одобрение и попустительство им недопустимо для незамужней женщины и порочит ее репутацию.
Порой Миранде становилось мучительно стыдно, и она твердо решала порвать недостойную связь, но каждый раз при взгляде на Канду лишалась уверенности. Все прежние доводы, казавшиеся рассудительными и здравыми, теряли значимость, меркли перед страхом потерять недолгие моменты близости, а вместе с ними и надежду, что однажды они перерастут в нечто большее. В тонкое золотое колечко на пальце, в синие волосы на любимом кипарисовом гребне и в восточные рубашки среди чопорных английских платьев.
Миранда точно не знала, когда полюбила Канду. Порой ей казалось, что она любила его всегда – и поэтому так равнодушно относилась к другим мужчинам. В ее душу еще в далеком детстве запал образ мальчика с глазами, похожими осколки льда, с которым никто не мог соперничать.
Миранда с час проворочалась, пытаясь заснуть, – в последнее время ее мучила бессонница – а потом включила ночник и протянула руку за книгой, планируя оставшиеся до утра часы провести за «Консуэло».
***
Вот уже с неделю Канда, Мари и Миранда пребывали в маленькой, не отмеченной на карте портовой деревушке, затерянной где-то в Средиземноморье. В официальной версии, которую Комуи представил вышестоящему начальству, значилось, что специалисты научной группы засекли в этом регионе подозрительную активность, которая могла оказаться Чистой Силой, и потому решено было отправить команду экзорцистов на ее поиски.
На самом деле миссия была фиктивной. Основные сражения остались позади, и война перешла в затяжную стадию локальных освободительных конфликтов. Официально боевые действия по-прежнему шли по западным и восточным фронтам, там, где были сконцентрированы основные силы врага, однако теперь их действия больше носили оборонительный характер. С каждым месяцем противник отступал в глубь материка, где его в конечном итоге должны были взять в кольцо и уничтожить войска Ватикана.
В связи с этим было решено дать экзорцистам короткий отдых вдали от разворачивавшихся военных кампаний. Первоначально вместе с Кандой и Мари должен был ехать Чао Джи, но беднягу серьезно контузило в одной из битв, поэтому его место заняла Миранда.
Они поселились в доме сеньоры Бачи Каваллини, которая водила близкое знакомство с маршалом Тидоллом. И хотя выйти за него замуж в свое время она отказалась категорически, на их дружбу это не повлияло. Поэтому сеньора Бачи охотно согласилась принять у себя учеников маршала и обеспечить всем необходимым.
Миранда с четверть часа крутилась у зеркала, примеряя купленную Линали на неизвестно откуда взявшиеся деньги одежду. Ли считала, что у подруги слишком консервативный вкус, но при этом слишком хорошая фигура, поэтому в последний момент перед отъездом подменила чемоданы. Когда Миранда принялась распаковывать багаж, то вместо платьев в коричнево-палевой гамме, купленных в магазине уцененной одежды, обнаружила костюмы с плотно прилегающими лифами, маленькими жабо и юбками-футлярами до колен, платья в морской расцветке с широкими шелковыми юбками и плиссированными сборками, а также платья с тугими корсетами, узкими рукавами и высокими турнюрами. Не забыла Ли и про шляпки, отделанные матерчатыми цветами, перьями страуса и цапли, лентами из газа и тюля, и про разноцветные остроносые сапожки на низком каблучке с цветочной вышивкой.
Миранда терялась в догадках, думая, кого, по расчетам Линали, она должна очаровывать этими дорогими нарядами.
Спустившись на первый этаж, Миранда отправилась на кухню, чтобы выпить немного кофе перед уже вошедшей в привычку утренней прогулкой. Сеньора Каваллини обожала кофе, а потому молола и варила его сама. Под банки с зернами из Филиппин, Индии, Колумбии, Мексики и Бразилии у нее был выделен отдельный навесной шкафчик.
Зайдя в продолговатое помещение с дверью, ведущей в патио, Миранда увидела за большим столом Тито, тринадцатилетнего внука сеньоры Бачи. Он сидел, закинув ноги на столешницу, и грыз тыквенные семечки, при этом разглядывая какие-то цветные картинки. Заметив Миранду, он быстро спрятал их под лежащее рядом соломенное сомбреро.
-Доброе утро, сеньорита, - бодро воскликнул Тито, блеснув белозубой улыбкой и поспешно убирая худые ноги со стола.
-Привет, милый, - Миранда не удержалась и легонько потрепала мальчика по жестким черным вихрам. Тито терпеливо снес ласку и вежливо улыбнулся.
-Кто-нибудь еще встал? – поинтересовалась Миранда. Она засыпала молотые зерна в турку, поставила ее на огонь и достала из буфета фарфоровую чашку из сервиза, предназначенного для гостей.
-Бабушка копается в саду, а больше я никого не видел.
-Ммм…- протянула Миранда, размышляя о том, куда мог направиться Мари. С Кандой-то все понятно: упражняется на берегу с катаной. Он совсем не умел отдыхать.
-А ты опять пойдешь гулять по пристани?
-Ага, - рассеянно кивнула Миранда, размешивая сахар и по-прежнему думая о Канде. Она представляла, как взметается белой бахромой песок вокруг его ступней, как вьется тугой лентой длинный хвост, как Муген с ослепительно сверкающим на солнце лезвием вычерчивает дугу, со свистом рассекая воздух – а вместе с ним и воображаемых врагов. Миранда будто бы видела перед собой сосредоточенное строгое лицо Канды с полуприкрытыми раскосыми глазами, слышала короткое гортанное рычание, вырывающееся сквозь плотно сжатые губы.
-Скукота, - заявил Тито и, нахлобучив на голову шляпу, выскользнул во внутренний дворик. Несколько раз между финиковых пальм мелькнула его коричневая спина в безрукавке.
Миранда допила кофе, с трудом подавив желание прокрасться к мезонину и тайком понаблюдать за тренировками Канды. Перед тем, как покинуть дом, она долго и смущенно поправляла перед зеркалом кремовую шляпку-кибитку, отделанную по нижнему краю тульи густо сосборенным ромбами из легкой ткани.
Несмотря на то, что до пристани было не более десяти минут ходьбы, Миранда умудрялась растягивать эту прогулку до получаса. Осторожно ступая по извилистой пологой тропинке, ведущей к просторной проселочной дороге (вилла Каваллини располагалась в отдалении от деревушки, на широком скалистом пригорке, покрытом низкой клочковатой травой), Миранда не уставала любоваться живописными пейзажами.
Справа виднелись волнообразные гряды холмов, припорошенные ватными комьями низких облаков, слева нависала над морем многокилометровая цепь утесов и скал, поросших пиренейскими пихтами и соснами и щерящихся белыми каменными зубьями в мшистых деснах. Они непрерывно чередовались с пустынными белыми пляжами, крошечными бухтами и укромными лагунами, отделенными от моря узкими полосами коралловых рифов. Вблизи, наполовину скрываемые набегавшими волнами, торчали валуны, похожие на наконечники исполинских копий, чье древко ушло глубоко под землю.
В одной из гаваней раскинулась деревушка: россыпь маленьких выбеленных домиков с пущенным по стенам девичьим виноградом за низкой кирпичной стеной.
Это поселение было основано в качестве фактории группой мелких европейских фирм, закупавших в Сицилии хурму, оливковое масло и марсалу. Порт процветать не процветал, но вполне успешно удерживался на плаву до тех пор, пока тридцать пять лет назад все местное население не было найдено утонувшим. Тела пяти дюжин человек в одежде для фиесты вынесло утренним приливом на берег.
Среди погибших числился и муж сеньоры Бачи, дон Каваллини. Его труп так и не нашли. Предположительно, он был унесен сильным течением в открытое море.
Прибывшая в городок следственная группа не сочла нужным проводить расследование и закрыла дело, зафиксировав в документах произошедшее, как случай массового самоубийства.
Несмотря на запустение и мрачную историю, городок не утратил провинциального диковатого очарования. Рядом с заброшенными домами по-прежнему росли и плодоносили апельсиновые деревья, отбрасывая шевелящиеся тени на беленные каменные ограды. Улицы были узкими, прохладными и походили на коридоры лабиринта. Лишь главная площадь, вымощенная мозаикой, могла вместить большое количество людей. В центре ее размещался высокий многоструйный фонтан со скульптурой молодой женщины, которая держала на плече амфору с оливковым маслом. По левую и правую стороны – множество лавчонок под навесами из дешевой ткани, прежде торговавших нехитрыми товарами: кухонной утварью, домашним вином, табаком, плохо скроенной одеждой, коврами, подушками и пестрыми гамаками для патио.
А впереди, в нескольких десятках метров, располагалась широкая пристань, заставленная бочками под мелкую рыбешку, гарпунами, мотками веревки и рыболовными сетями. К деревянному причалу были пришвартованы принадлежавшие иностранным компрадорам шлюпки и суденышки с двумя-тремя мачтами, спущенными парусами, висящими на носу ржавыми якорями и незамысловатыми названиями на боках, вроде «Карлос».
Миранда приблизилась к деревянному столбу, на который были нанизаны спасательные круги, и присела на корточки. Небо на горизонте плавно переходило в аквамариновые морские степи, более темные вдали и зеленовато-прозрачные у пирса. Солнца видно не было.
Через несколько минут у Миранды затекли ноги, и она опустила их в воду, предварительно повозившись с шелковыми ремешками туфелек. Отражение худых лодыжек и ступней с длинными пальцами на водной глади искривляла непрерывно пробегавшая по ней рябь, так что ноги походили на две белые извивающиеся змеи.
Миранда прижимала ладони к нагретым сосновым доскам и по телу прокатывались то тепло, то холод.
Миранде нравилось это ощущение, как и чувство уединения. Как будто ее окутало плотным непроницаемым коконом, и она на время исчезла из этого мира, оставляя позади все будничные переживания и заботы.
Только здесь, сидя на пирсе и легкомысленно болтая ногами так, что соленые брызги попадали на брюссельское кружево, Миранда переставала в тысячный раз до головной боли обдумывать ситуацию, в которой оказалась, и строить мрачные догадки, что случится, если все выплывет наружу.
Порой Миранде казалось, что ее сознание – это мишень, которую нашпиговали дротики-страхи. Некоторые из них были крупными, иные – поменьше. Например, страх посмотреть в глаза членам Черного Ордена, когда они обо всем узнают, был куда меньше страха встретиться в тот момент взглядом с Кандой, по крайней мере потому, что она знала, какие эмоции увидит на лицах первых.
Внезапный громкий плеск привлек внимание Миранды. Она повернула голову и увидела в нескольких метрах от себя незнакомого человека. Он опустился на колени и низко нагнулся над водой, пытаясь выловить круглую деревянную табакерку из темного дерева, выполненную в форме черепахи. Длинные седые патлы старика мотались из стороны в сторону по мере того, как он совершал хватательные движения шишковатыми пальцами с длинными грязноватыми ногтями. Желтый бархатный сюртук, протертый на локтях, нелепо задрался, демонстрируя веревку, которой были подвязаны мешковатые коричневые брюки. Рот старика был слегка приоткрыт, по впалым щекам катились капельки пота; каждый раз, когда старику не удавалось подцепить табакерку, он делал судорожный вздох и издавал натужный хрип, походивший на ругательство вроде «карамбы».
Миранда, не шевелясь, заворожено смотрела на сражение старика, на то, как он опускается все ниже, не замечая, что его соломенная шляпа соскользнула с головы и приземлилась на доски.
Наконец, едва ли не окунув кончики волос в воду, старик неловко чиркнул ногтем о узорную крышку табакерки, так что невольно оттолкнул ее еще дальше от себя.
«Ну, теперь точно не дотянется», - отстраненно подумала Миранда.
Старик испустил отчаянный вопль и разразился яростными проклятьями, бессильно потрясая в воздухе кулаками. По его щекам вместе с потом покатились крупные мутноватые слезы.
Миранда легко соскользнула с пирса и вскрикнула от испуга, провалившись в воду по пояс – на одно мгновение ей почудилось, что она уйдет с головой.
Песок под ступнями был мягким, рыхлым и неприятно вязким. Медленно, с усилием совершая каждый шаг, Миранда двигалась к черепахе, безвольно покачивавшейся на волнах.
Она казалась живой и будто выжидающе смотрела на Миранду.
Наконец Миранда сделала последний рывок и крепко сжала рукой мокрые бока табакерки, игнорируя боль от впившегося в ладонь резного панциря.
Приблизившись к старику, который смотрел на нее со смесью недоверия и замешательства, она улыбнулась и протянула ему табакерку.
-Вот ваше сокровище.
Старик (хотя теперь, увидев его вблизи, Миранда дала бы ему от силы лет тридцать пять-сорок), услышав звуки незнакомого голоса, вздрогнул всем свои тощим жилистым телом и с откровенным ужасом посмотрел на нее. На побледневшем лице коричневые пигментные пятна проступили особенно ярко.
Миранда недоуменно нахмурилась, оглядела себя: мало ли какой жук куда забрался? В этот же момент мужчина резко подался вперед и с неожиданной силой выхватил у нее из рук табакерку. Миранда охнула и едва не потеряла равновесие от неожиданного толчка в грудь.
Вскинув голову, Миранда увидела, что мужчина пристально глядит на нее с каким-то странным жалобным выражением. Однако поймав ее взгляд, он попятился и, нащупав ручку красной двухколесной тележки, на которой лежала старая разрисованная шарманка, рванул прочь, увлекая отчаянно дребезжащую конструкцию за собой.
Миранда с полминуты стояла без движения, будто оцепенев, и напряжено вслушивалась в смолкающий грохот, точно от этого зависела ее жизнь. Но после того как на пристани воцарилась тишина, способность мыслить вернулась. Миранда представила, что теперь ей придется идти домой в насквозь мокрой одежде и упала духом. Она всегда чувствовала воодушевление, когда оказывала кому-то помощь, но сейчас, понятное дело, ни о каком моральном удовлетворении и речи быть не могло.
Кряхтя и морщась, Миранда с трудом залезла на пирс и распласталась на досках. Ее уже мало волновало, как она выглядит. Облепившее тело укороченное платье с юбкой-воланом, покрасневшее лицо и выбившиеся из-под шляпки волосы – все это было не важно, главное – отдышаться.
-Боже милостивый, Миранда, что тут произошло? – рядом вдруг раздался взволнованный бас Мари. Миранда дернулась, как от удара током.
Мгновенно вспотев от ужаса, она пружинисто вскочила на ноги и выдавила жалкую улыбку. Она чувствовала себя точно так же, как в школьные времена, когда преподавательница застала ее за поеданием мела
-Я просто…старик…табакерка упала в воду…я полезла за ней, - отчаянно жестикулируя, Миранда лихорадочно подбирала нужные слова, но те, как костяшки для пятнашек, располагались в неправильном порядке, и ей никак не удавалось их упорядочить.
Мари едва заметно покачал головой, опустил руки ей на плечи и слабо, но ощутимо сжал.
-Миранда, милая, посмотри на меня, - мягко сказал он.
Миранда зажмурилась на несколько секунд, а затем сделала то, о чем попросил Мари.
Почему-то ему всегда удавалось подобрать нужные слова, чтобы помочь ей расслабиться и успокоиться. Миранда легко впадала в панику и быстро теряла веру в себя, но глядя на его смуглое некрасивое лицо с крупными чертами, всегда спокойные белесые глаза, словно говорящие: «Эй, что бы ни случилось, я на твоей стороне», она чувствовала себя в безопасности, и тревога вскоре уходила.
Миранда прекрасно осознавала, почему именно его объединили в одну команду с Кандой, хоть они и смотрелись довольно нелепо, когда вставали рядом: тонкий, как пробный росчерк кисти каллиграфа Канда и Мари, похожий на большого примитивно изготовленного языческого идола, дарящего всем нуждающимся свое покровительство.
Хотя внешне Канда и Мари никогда не демонстрировали особо дружеских отношений, Миранде все же казалось, что после смерти Дейся они еще сильнее сблизились. Правильнее даже сказать – глубже. Их связь походила на узкий колодец: с каждым годом, что они сражались бок о бок, он уходил все дальше вниз, наполняясь подземными водами - общими воспоминаниями и достигая самых темных пластов души.
Возможно, причина их удивительного взаимопонимания состояла в том, что Мари, потеряв зрение, обрел куда более острое и восприимчивое чутье, которое позволяло ему точно улавливать малейшие колебания настроения Канды и поступать в зависимости от этих изменений.
-А теперь еще раз объясни, почему ты вся промокла, - попросил Мари, видя, что Миранда вновь обрела контроль над собой.
Миранда как можно более сжато, вычленив все эмоции, пересказала недавно произошедшие события, точно отчитываясь о выполненной миссии.
Мари внимательно выслушал ее, а после слегка нахмурился. Миранда знала, что именно ему пришлось не по вкусу.
- Сеньора Бачи не говорила, что здесь живет кто-то еще кроме них с Тито, - произнес он. Прорезавшие его переносицу продольные морщины углубились. Миранда отвела глаза.
Тем, кто прошел войну, все представляется под особым, искривленным углом зрения. Миранда и сама замечала, что стала гораздо подозрительнее, чем прежде, а после случая, когда горничная в мотеле напала на нее ночью, завела привычку перед сном класть под подушку револьвер.
«Раз моя Чистая Сила пассивная, то я не могу себе позволить пренебрегать обычным оружием», - решила она.
-В любом случае, кто бы это ни был, он подождет, а тебе нужно срочно переодеться, - Мари повернулся к Миранде спиной и согнул колени. – Залезай.
Миранда, спохватившись, принялась сконфуженно выжимать воду из платья.
-Не стоит, Мари, - пробормотала она, не поднимая головы. – Я сама дойду.
-Не думаю, что это хорошая идея, - тактично возразил он.
Миранда удрученно посмотрела на прилипшую к животу и бедрам ткань, через которую просвечивалась кожа, и, внутренне махнув рукой на приличия, обхватила Мари за шею.
Тот с легкостью поднял ее и торопливо зашагал по площади, заворачивая в затененный переулок.
Миранда впервые позволила мужчине нести себя (по правде, до этого момента особого желания никто не проявлял), поэтому старалась не шевелиться и ни словом, ни жестом не обнаруживать свое присутствие. Напрягшись и держа спину неестественно прямо, образовав таким образом некоторое пространство между их телами, она уткнулась взглядом в плечо Мари, обтянутое пестрой «гавайкой», которая ему совершенно не шла.
Впрочем, возможно, дело в том, что Миранда слишком привыкла видеть его в экзорцистской форме, и любая другая одежда казалась заведомо неподходящей.
И все-таки это было странное ощущение.
Миранда никогда не воспринимала Мари как мужчину. В его обществе ее никогда не посещали мысли о том, как она выглядит, хорошо ли сидит одежда и удачно ли завиты волосы. Не приходилось взвешивать каждое слово, как это всегда бывало, когда она находилась рядом с Кандой, которого любила. У Миранды пропадало ощущение скованности, когда ей казалось, что она походит на только что ожившего пластилинового человечка, еще не научившегося управлять плохо гнущимися конечностями. Все в себе ей казалось лишним, неудобным, неправильным, а каждая фраза – верхом глупости.
С Мари она чувствовала себя свободно, как человек, долго носивший узкую одежду, а теперь сменивший ее на просторный махровый халат. Общение с ним было легким и всегда носило непринужденный характер. В голову Миранде порой закрадывалось небезосновательное предположение, что влюбись она в Мари, ей не пришлось бы так страдать из-за своего двусмысленного положения.
И отсутствия взаимности.
Личность Мари была цельной, правильной, без острых углов и надрывов. Законченной.
Вероятно, такой издерганной жизненными неурядицами женщине, как Миранда, нужен партнер, подобный Мари, который смог бы защитить ее ото всех, в том числе и от самой себя. Божок, отпугивающий духов неудач.
Именно это и было камнем преткновения.
Миранда страстно мечтала измениться, а Мари она нужна была такой, какой ее все привыкли видеть – чуть наивной, неуклюжей, часто робеющей и всегда доброй. Миранда прекрасно понимала, что ей не придется перекраивать себя, чтобы Мари ее принял. Она могла навсегда остаться просто хорошей и слабой, полностью доверившись Мари и позволив ему всю жизнь нести себя на руках вместо того, чтобы спускаться в пропасть вслед за Кандой, закаляя характер в бесконечных попытках сблизиться.
Когда Миранда представляла свою супружескую жизнь с Мари, то перед глазами сразу вставала картина в мягких тонах, на которой они с детьми идут на пикник по широкой проселочной дороге, оживленно обмениваясь ничего не значащими милыми глупостями.
И нельзя было сказать наверняка, где кончалась правда и начиналось правдоподобие.
В случае с Кандой палитра и фактура резко менялись. На белом листе хаотично проступали черные кляксы, которые пропитывали бумагу и расползались шипастыми пятнами, захватывая все пространство. Одновременно с этим змеились грифельные полосы в чертежном нагромождении и пересечении линий, постепенно обретая конкретные формы: дома на пригорке, сада, где протяжно, в тысячу одинаковых голосов шумел густой кроной массивный клен, двоих людей, стоящих на крыльце и держащихся за руки.
Возле них не было ни детей, ни домашних любимцев.
Никого живого, кроме дерева.
…они ни с кем не общаются…ужасная семейка…ее муж настоящий дьявол, и каково ей, бедняжке, с ним…сколько вместе живут, а до сих пор не завели детей…говорят, он бесплоден… странные люди…а сколько гонору...боже, она старше его на семь лет – какой отвратительный mésalliance …мама, я боюсь к ним приближаться…
В конце концов, и Канда, и Миранда с раннего детства узнали самые темные стороны жизни, и тени пережитого изменили, хоть и по-разному, их образ мысли. Они оба до сих пор блуждали каждый в своей темной комнате, безуспешно пытаясь нащупать выключатель.
Жить во мраке с Кандой и вместе с ним вечно сражаться с монстрами или позволить Мари запереть этот чулан со старым барахлом на ключ, чтобы порой подходить к двери и видеть, как подрагивает ручка, со страхом ожидая дня, когда не выдержит засов?..
-Вот мы и пришли, - жизнерадостно сообщил Мари, слегка встряхивая Миранду.
Она с легким удивлением огляделась, поначалу не узнавая ничего из того, что ее окружало. Они стояли под козырьком флигеля, где сеньора Бачи хранила инструменты для ухода за садом.
-Задумалась? – понимающе спросил Мари.
-Немного, - рассеянно ответила Миранда, слезая с его спины и ежась – не от холода, а от странного чувства беспомощности. Она неловко переступила с ноги на ногу, пытаясь заново привыкнуть к ощущению вновь стоять на ногах, в то время как Мари достал из кармана шорт связку ключей и вставил один из них в крупный амбарный замок.
Он отпер дверь и пропустил Миранду вперед. В помещении было всего одно окно под самым потолком, узкое и продолговатое. По его стеклу сонно ползала бабочка.
Солнечный свет, ворвавшийся из открытой двери, мгновенно наполнил подсобку, освещая предметы, пребывавшие в идеальном порядке. Когда Миранда пересекла порог, в лицо едва уловимо пахнуло удобрениями и землей.
-Ты иди в душ, а мне нужно найти Канду – он просил о спарринге, - Мари провел рукой по стене, и лампочка под потолком вспыхнула светом. Затем он запер дверь и ушел, негромко насвистывая.
Оставшись одна, Миранда в первую очередь сняла шляпку и, положив ее на металлический стол, пальцами кое-как пригладила спутанные волосы, отлепив пряди от намокших щек. Платье уже практически высохло – климат в этой стране был жарким и засушливым, однако прополоскать его все равно не помешало бы.
Наскоро заплетя косу, Миранда направилась к противоположной двери, которая выходила под лестницей и открывала широкий обзор на холл. Уже приоткрывая ее, Миранда зацепила взглядом календарь, висевший рядом с дверной панелью на уровне ее головы.
На первый взгляд это был самый обычный календарь, какие продаются в любой сувенирной лавке. Однако он имел одну особенность - под изображением мельниц стояла дата, которая миновала тридцать с лишним лет назад.
Миранда ни за что не поверила бы в то, что от внимания сеньоры Бачи, так щепетильно следившей за порядком, ускользнула эта деталь.
Она некоторое время с грустной улыбкой листала плотные страницы, а потом выскользнула в коридор и, пугливо озираясь, вбежала на второй этаж, в два прыжка оказавшись возле санузла. Но не успела Миранда зайти внутрь, как услышала странные звуки, доносящиеся из-за закрытой двери.
Снедаемая беспокойством вперемешку с любопытством, она нагнулась и заглянула в замочную скважину.
Тито сидел боком к двери на круглом коврике с высоким ворсом, подобрав под себя ноги с голыми ступнями и низко склонив голову над стеклянным коробом с красной пластмассовой крышкой. На дно короба пятисантиметровым слоем был засыпан песок, поверх которого были накиданы различные коренья, ветки, трава и смятая бумага.
А еще там были муравьи, множество муравьев.
От неожиданности Миранда дернулась и, ударившись темечком о круглую дверную ручку, глухо застонала. От боли у нее из глаз брызнули слезы.
Голос Тито резко оборвался, сменившись торопливой возней.
Дверь медленно отъехала в сторону.
На лице Тито не было смущения, только уши слегка покраснели. Он смотрел на Миранду своими большими темно-карими глазами, не произнося ни слова.
-Я никому не скажу, - выдавила она, ощущая пульсирующую боль от ушиба. Голова вот-вот была готова развалиться на куски - как арбуз, упавший на мостовую.
Тито наморщил нос почти как взрослый, пиджак которого измазал мороженным соседский карапуз.
-Зайдите, - он отошел в сторону, пропуская ее вперед, а затем запер дверь, тщательно проверив задвижку.
Над овальным зеркалом, рядом с ванной, находилась навесная полка, заставленная баночками с косметической глиной, масками для лица и волос, солью, эфирными маслами, присыпкой и многим другим. Сеньора Бачи, несмотря на свои пятьдесят семь, тщательно следила за собой. Миранда тут же укорила себя за то, что сама и понятия не имела о том, как правильно ухаживать за своей внешностью. У нее не было маленьких косметических секретов или особых «семейных» рецептов, которые имелись, наверное, у любой женщины. Не то чтобы ее это сильно тревожило, она всю сознательную часть жизни обходилась без макияжа, считая его чем-то греховным, оружием ветреным дам для завлечения мужчин…
Тито коротко кашлянул. Миранда тряхнула головой, отгоняя неуместные мысли.
-Муравьиная ферма - мой проект на лето. Но бабушка запретила мне им заниматься, потому что испугалась, что муравьи вылезут наружу и испортят деревянную мебель. Я ей объяснял, что так только термиты делают, а у меня обычные муравьи, но ей все равно, - выплеснув засевшую внутри обиду, Тито замолчал и мрачно уставился на короб.
Мальчик несколько раз тяжело вздохнул, искоса поглядывая на Миранду. Было заметно, что внутри у него начался бой между гладиаторами, одного из которых звали «Попросить сеньориту о помощи», а другого – «Разобраться самому»
-Так уж и быть, спрячу твой проект у себя, - сдавшись, улыбнулась Миранда.
Глаза Тито радостно заблестели, он облегченно перевел дух, но быстро спохватился:
-Это ненадолго! Просто, в своей спальне я их держать не могу – бабушка мигом найдет.
-Все в порядке, милый, - заверила Миранда.
-Спасибо! Тогда я их у Вас под кроватью спрячу – муравьи любят прохладу, - деловито сообщил мальчик и, засунув короб под мышку, выскочил в коридор
***
- Глупости, дорогая, ты же на отдыхе, - весело отмахнулась сеньора Бачи, протягивая Миранде рюмку с ликером на душистых травах.
Миранда промямлила слова благодарности и неуверенно пригубила золотистую жидкость, отдающую ванилью. Она никогда не пила ничего крепче кофе, потому что к алкоголю относилась настороженно.
Впрочем, слова сеньоры Бачи были не лишены резона. Действительно, ничего страшного не произойдет, даже если она немножко захмелеет.
Неторопливо потягивая ароматный напиток, Миранда расслабленно откинулась на спинку деревянного лежака, на который для удобства был постелен тонкий матрас.
Был вечер, дневная жара уже спала, уступив место обволакивающим прохладой сизым сумеркам. Спровадив мужчин в дом, где они занялись своими делами – Канда полировал хвостовик Мугена, а Мари с Тито играли в парчис – Миранда и сеньора Бачи, прихватив фрукты и большое блюдо орехов, закрылись в патио.
Сеньора Бачи наконец закончила колдовать над граммофоном, и из ветхого прибора полилась «Лунная соната» Бетховена.
Вернувшись к Миранде, она опустилась на соседнюю лежанку, придерживая в руках бокал с соломенно-желтоватой жидкостью. Глотнув немного, она поморщилась и покачала головой.
-Мой муж обожал белые сухие вина, - негромко заметила она, - а я всегда терпеть не могла эту кислятину. Он ужасно злился и говорил, что я ничего не понимаю в хороших винах, - она издала короткий смешок и сделала еще один глоток.
Миранда положила в рот горсть изюма и, осмелев, спросила:
-Вам, наверное, тяжело вести хозяйство в одиночку? Почему Вы не уезжаете к сыну и невестке в Толедо?
-Что ты, милая, какое у меня тут хозяйство? Бобы да перец. И то чтобы совсем уж ржавчиной не покрыться, - добродушно пояснила сеньора Бачи, поправляя воротничок свободной рубашки.
Миранда вспомнила, что ни разу не видела ее в ярких платьях и кружевных цветастых мантильях, так любимых испанками. Только в подчеркнуто мужской одежде.
-Мари сказал, что ты сегодня встретила Тэкто, - сказала сеньора Бачи, раскрывая большой черный веер, украшенный цыганками, танцующими с кастаньетами.
-Вы имеете в виду того странного человека на пристани? Да…но мне казалось, что кроме Вас в этих краях никто не живет.
Сеньора Бачи некоторое время без всякого выражения на лице смотрела вверх, на перголу, густо увитую лозами молодого винограда. К одному из поперечных брусьев был прикреплен бумажный фонарь. Он отбрасывал тусклые отблески на крупные гроздья зеленых ягод, еще вязких и кислых, не успевших насытиться солнечным светом и налиться сладким соком.
-Он вот уже семнадцать лет не живет на этом свете. Все ищет ту чертову маху…
-Маху? – недоумевая, переспросила Миранда.
Сеньора Бачи шутливо погрозила ей пальцем:
-Только не рассчитывай услышать что-то романтичное, бедняга Тэкто прожил тяжелую жизнь.
Миранда выпрямилась и внимательно посмотрела на сеньору Бачи, словно та была учителем, собирающимся начитать важную лекцию.
-Начну издалека. Как ты знаешь, я родом из провинции Толедо, а это…в общем, довольно далеко отсюда. Отец ушел из семьи, едва я родилась, поэтому мама недоверчиво относилась к мужчинам. Но когда я познакомилась с Сантьяго – нам тогда было по шестнадцать - мы безумно влюбились друг в друга…
Сеньора Бачи на некоторое время замолкла, доставая из кармана кисет с нюхательным табаком. Она высыпала щепотку на подушечку указательного пальца, скатала в шарик, положила в левую ноздрю и резко втянула носом.
Отчихавшись и вытерев выступившие на глазах слезы, сеньора Бачи продолжила:
-... и, по правде, это единственное, что у нас было общего. В остальном – абсолютно разные. Думаю, мать прекрасно понимала это, поэтому – посмотрим правде в глаза, это была далеко не главная причина - настаивала на том, чтобы я порвала с этим «пропахшим рыбными консервами провинциалом». Впрочем, в этом отношении я ее не виню – когда двадцать лет работаешь в парфюмерной лавке, невольно становишься чувствительной к таким вещам.
Кстати, я так и не смогла ничего поделать с любовью Сантьяго к консервам. Знаешь, как старый лис увиливал от моих паэльи и касуэлы? Приходил домой после вечерней смены и с порога заявлял, что не голоден. Но я-то знаю, что бригадир-португалишко ничем кроме вяленой трески его не покормил. А этот дурак все равно твердит, что ему кусок в горло не лезет – это креветки-то не лезут! У меня нрав крутой, долго уговаривать никогда терпения не хватало, вот и выбрасывала сгоряча все, что наготовила. Зато потом, когда ровнехонько спустя полчаса спускалась на кухню - Сантьяго уже вторую банку сардин приканчивал.
Сеньора Бачи беспомощно рассмеялась.
Миранда не нашлась с ответом. Что-то подсказывало ей, что это именно та ситуация, когда молчание важнее любых слов.
-Милая, ты когда-нибудь любила? – внезапно спросила сеньора Бачи.
Миранда дернулась, как от удара.
-Да, - после заминки промямлила она. Волны смущения обдали ее жаром от макушки до пяток.
Миранда ни с кем не обсуждала свои чувства к Канде, и мысль о том, что пожилая испанка догадалась о них, приносила одновременно страх и облегчение. Она с удивлением осознала, что хочет выговориться. Как губка, впитавшая слишком много воды и теперь готовая выплеснуть ее при малейшем прикосновении.
-Да, - повторила она, - и это ужасно.
Сеньора Бачи вновь засмеялась, на этот раз с каким-то детским весельем.
-Не обижайся, - она улыбнулась и похлопала Миранду по руке, - ты напомнила мне моего сына. Он математик и тоже был в ужасе, когда понял, что проводить время со своей будущей женой ему интереснее, чем решать уравнения с интегралами.
-Дело не в самом факте, что я полюбила, - последнее слово Миранда произнесла как можно тише и неразборчивее, - а в человеке. Он…неподходящий.
-Неправда, - отмахнулась сеньора Бачи, - ты не та женщина, которая может влюбиться в плохого человека.
Она поднялась, аккуратно поставив бокал на овальный деревянный стол, взяла конверт и, встав к Миранде спиной, принялась менять пластинки на граммофоне.
-Но и не та, которая выберет подходящего мужчину. У тебя счастье и несчастье неотделимы друг от друга. Конечно, страдать никто добровольно не захочет, однако и беспечная жизнь, как мне кажется, не по тебе. Тебе необходимо знать, что ты забралась недостаточно высоко, что над головой еще есть выступы, за которые можно ухватиться. Ты не будешь до конца счастливой, если не продолжишь восхождение в надежде увидеть пик, скрытый в облаках. Для тебя неприятности – это очередная проверка на прочность, а минуты спокойствия – соблазн свернуть с намеченного пути. Поэтому, думаю, избранник твой очень сложный человек…может причинить и боль, и радость.
-Я вовсе не такая, - пробормотала Миранда. Ей было стыдно слышать о себе такие слова. Слова, которым она ни на йоту не соответствовала. Оглядываясь на свое прошлое, Миранда не находила ни единой возможности для самообмана.
-Разве? Из всего того, что Тидолл рассказал о тебе, я поняла, что ты больше всего на свете желаешь измениться, достигнуть вершины своих способностей.
Желаешь забраться на гору.
Пожилая испанка приблизилась к Миранде и обняла. Из граммофона тихо заструился проникновенный «Танец блаженных духов» Глюка.
-Попытайся полюбить себя, потому что это самая важная любовь на свете.
Миранда закрыла глаза, чувствуя странную легкость, точно тело стало бумажным и слабое дуновение ветра способно оторвать его от земли, забрать с собой к синему небу с бледной размытой луной.
Сеньора Бачи мягко разомкнула объятия, но ее ладони по-прежнему лежали на плечах Миранды.
-Боже, дорогая, мы, кажется, обсудили все, кроме Тэкто, - задумчиво сказала она.
-Ночь длинная, - улыбнулась Миранда.
Испанка, заложив руки за спину, отошла к низкому плетню, за которым она выращивала специи, лечебные и пряные травы. Выдернув из земли сорняк, она вновь пустилась в воспоминания:
-После знакомства я переехала к Сантьяго. К слову, его родители очень хорошо приняли меня, хоть и прямо сказали, что бездельничать не позволят. Как и многие здесь, семья Сантьяго промышляла рыбной ловлей и нельзя сказать, что они много имели с этого. Основное имущество, в частности этот дом, позволявшее жить безбедно, осталось от деда – слышала, он был каким-то городским промышленником, который на старости лет решить пожить на лоне природы.
Здешние поначалу относились недоверчиво, но потом, когда увидели, как ловко я потрошу рыбу и вообще не чураюсь грязной работы, признали за «свою». Постепенно я познакомилась со всеми, благо местных было мало и жили все дружно. Но, как и везде, здесь были и те, кто находился на особом положении. А именно торговцы, заправлявшие всеми делами в поселении, и их приближенные – жены, дети, кокотки. Хотя в основном последние. Жен сюда привозить было не принято. Все эти женщины практически не выходили на улицу и целыми днями торчали в будуаре.
Впрочем, было одно исключение. Через некоторое время после моего приезда дон Матиас, которому принадлежало небольшое, но преуспевающее винодельческое предприятие, посетил факторию вместе со своей новой любовницей.
Она не торчала, как остальные девицы, день-деньской перед зеркалом, а работала наравне со служанками, ходила на рынок – в общем, ничем не отличалась от других селянок.
На наше удивление Петра – так ее звали – отвечала, что родилась в одном из самых бедных мадридских кварталов, поэтому привыкла к тяжелому труду.
Вскоре она стала всеобщей любимицей. Можно было смело сказать, что после ее появления наше скучное селение преобразилась. Петра обожала танцы и прекрасно танцевала сама, поэтому часто устраивала маленькие празднества, находила необычные поводы для совместного веселья. Маленькая, кудрявая, румяная, острая на язык – вылитая пейзанка, но вместе с тем была в ней какая-то нездешняя стать и достоинство. Но для нас она была милым смешливым барашком.
Однако, если большинство души не чаяло в Петре, то беднягу Тэкто шпыняли с самого детства. Говорят, еще совсем маленьким он упал с носа корабля в море – наверное, какой-нибудь матрос по пьяни столкнул. Его поискали для порядка, но, между нами, кто станет волноваться о мальчишке, которого портовая шлюха тайком подкинула на борт? Решили, что утонул, да и забыли. А он не утонул. Спустя неделю его, полуживого, по чистой случайности – обычно в том месте никто не рыбачил из-за большого количества медуз - нашли в ближайшей бухте два рыбака. Вот только мальчонку как подменили – если раньше был подвижным смышленым малым, то с тех пор начал говорить странные вещи: мол, незнакомые голоса слышит. Он называл их шептунами. Отказывался молиться и визжал, как поросенок, когда ему пытались надеть на шею распятие.
Многие шептались, что русалки в обмен на спасение жизни украли его душу.
В общем, с тех самых пор с Тэкто никто и знаться не хотел. Называли не иначе как «приблудыш черта», а уличная ребятня, завидев издалека, бросалась камнями…
-Но как тогда он выжил? – недоумевая, спросила Миранда. – Откуда брал одежду, пропитание, жилье?
-Так же, как и все – рыбу ловил, благо, какое-никакое суденышко, снасть и сетка у него были. Да и когда всю жизнь возле моря живешь, хоть дураком будь, а сносно рыбачить научишься. Иначе – смерть. Море – хороший учитель. Суровый, но если его полюбишь, то голодным никогда не останешься. А что касается жилья…зачем оно ему, чудаку такому? Как построил себе шалаш, так и спал там задницей наружу. А одежонку Сантьяго подсовывал – для него уже износилась, а Тэкто в самый раз. Ему-то красивость неважна.
Сеньора Бачи немного помолчала, глядя на окна первого этажа, где минуту назад погас свет. Теперь, когда патио освещалось одним-единственным фонарем, всё, что находилось за пределами светового пятна, утратило узнаваемый вид, стерлось чернотой. Только по-прежнему будто бы из ниоткуда шуршал листвой мирт.
-А мне вот Тэкто нравился. Ну, то есть, как нравился? Дел у меня всегда по горло было: дом огромный, пока всю пыль вытрешь да грязь выгребешь – уже время обеда, а ведь еще надо было в саду поработать, белье перестирать, да и мать Сантьяго в последние годы совсем плохая стала, ну сама понимаешь. К концу дня уставала, как собака, так что сил хватало только на то, чтобы добрести до берега. Зато, когда ноги в воду опускала, боль точно волнами уносило.
Лежала, любовалась закатом, – он иной раз такой красивый получался, что слезы на глаза наворачивались, а невдалеке Тэкто в песке копался. Считается, что в такие моменты хочется, чтобы рядом никого не было, но с этим чудаком все иначе. Наоборот, только…теплее на душе становилось. Он обычно внимания на меня не обращал, но когда подходил, то, не говоря ни слова, клал мне на колени ракушки. И какие красивые! До сих пор ума не приложу, где такие находил. Ребятишки-то пляж тот вдоль и поперек перекопали, а все им какие-то обломки да черепки попадались.